|
Главная страница сайта
Александр МИЛЮТИН
г. Севастополь, Крым, Россия
ЁЖИК НА ГАРАЖНОЙ ПОЛКЕ
Он стоит на гаражной полке рядом со вторым шлемом
– маленький, сшитый из лоскутков терпеливыми руками, ёжик с
чёрными бусинками глаз и мохнатой шёрсткой вместо иголок. Он стоит там
уже давно, и когда мне особенно тяжело, я беру его в руки, сажусь прямо
на пол, спиной прислоняясь к своему байку, и говорю с ним. Это
маленькое существо, присланное тобой по почте, – всё, что у
меня от тебя осталось. Твой подарок на Новый год. Есть ещё, правда,
несколько десятков электронных писем, фото, даже аудиопослания. Но всё
это нематериально, а вот ёжик, сшитый тобой ещё в детстве, хранящий
память о тебе и твоих руках, – это другое.
Видишь, ему даже удалось то, что не получилось у
тебя – побывать в моём убежище от реальности, моём гараже.
Глупо, конечно, считать заполненный железками каменный склеп, в котором
витают запахи металла, масла и бензина, романтическим местом, но что-то
мне подсказывает, что ты чувствовала бы здесь то же, что и я. Мы
поставили бы твой байк рядом с моим, перебрались на старенький диван и,
пока там снаружи идёт дождь, слушали бы музыку, грызли солёные орешки,
говорили…
Говорили о магической силе Дороги, о скорости, о мотоциклах и, конечно,
о нас. А когда дождь перестал бы лить, мы рванули бы к морю, которое ты
так хотела увидеть.
Я не знаю, почему наша мечта не сбылась. Я не
знаю, где ты сейчас. Мы познакомились на мотофоруме, стали
переписываться, влюбились. Нас объединял интерес к байкам и страсть к
путешествиям. Я писал тебе длинные письма и с нетерпением ждал ответа.
Мы обменивались десятками SMS, я звонил тебе, беспощадно уничтожая
деньги на счёте мобильного.
Я любовался твоими фотографиями, где хрупкая
стройная девушка с прекрасными светлыми волосами была запечатлена рядом
с совсем не женским красным эндуро. Между нашими городами было всего
двести километров. Я уже собирался отправиться к тебе в гости, но ты
решила приехать сама. Чтобы посмотреть море. Ты позвонила и сказала:
«Жди, милый!»
И я жду. Вот уже полгода. Твой мобильный вне зоны
доступа, SMS возвращаются с пометкой об истечении срока. Электронные
письма безответно уходят на твоё «мыло». Нет новых
записей под знакомым ником на форуме. Привыкший к современным средствам
связи, я не сохранил квитанции к посылке, где стоял твой домашний
адрес. И городской телефон я у тебя не удосужился узнать. Где ты,
любимая?! Может быть, ты просто передумала ехать, передумала
встречаться со мной, но у тебя не хватило смелости об этом сказать?
Может быть, у тебя что-то случилось?
Я беру в руки подаренного тобой ёжика и задаю ему
все эти вопросы. Но ёжик не отвечает. Даже когда является свидетелем
скупой мужской слезы.
Наконец приходит день, когда я решаю просто ехать
наобум. Поиски наугад по клубам, мастерским, мотомагазинам…
Что мне ещё остаётся? Байкеры – отзывчивые люди, а блондинка
на красном эндуро – приметная цель. Шанс есть.
Я последний раз проверяю состояние своего байка,
заливаю полный бак, кусочком скотча креплю на руле ёжика. Как талисман.
Как компас. Как указатель пути. Я закрываю гараж, и белые облака по
синеве неба уводят меня прочь из города.
Трасса. Скорость. Рёв мотора. Ветер, обтекающий
шлем. Ни с чем не сравнимая свобода, понять которую дано не каждому.
Как жаль, что тебя нет рядом. Но у меня есть твой ёжик и крохотная
надежда, что я тебя найду.
За пятьдесят километров до твоего города ёжик
срывается у меня с руля. Я только успеваю заметить, как набегающий
поток ветра возносит маленькую игрушку ввысь и бросает куда-то на
противоположную обочину. Что ж, мой зверёк, оказывается, умеет летать!
Трасса в данный момент пуста. Я торможу, разворачиваюсь, останавливаю
байк на противоположной обочине и иду его искать. Серое тельце
тряпичного летуна обнаруживается в полусотне метров, рядом с
придорожным столбиком, на котором что-то висит. Подходя ближе, я вижу,
что это венок. Под ним я вижу твою фотографию и две даты, одна из
которых – день твоего рождения, а вторая – дата
нашей несостоявшейся встречи. Я медленно опускаюсь на колени перед
дорожным памятником, подбираю ёжика, сумевшего всё-таки указать дорогу
к тебе, снимаю шлем и чувствую, как медленно и неумолимо магия дороги
покидает меня.
ПИСЬМА
В детстве мы называли их письмами. Маленькие
невесомые шарики-пушинки, семена каких-то трав, а может быть, деревьев.
Влекомые потоками жаркого летнего воздуха, они носились повсюду,
взмывая к небу, спускаясь к самой земле. Они степенно вторгались через
окна в наши дома и бесновались среди завихрений, порождаемых
проносящимися машинами. Случалось, что письма застревали в сотканной
пауком сети, на поверхности луж или в траве, но почти всегда находился
порыв ветра, вызволяющий их из плена и снова отправляющий в полёт.
Письмецо летело к нам в руки, и мы ловили его,
аккуратно, чтобы не повредить, зажимая между двух сложенных лодочкой
ладошек. Мы нашёптывали ему что-то и приговаривали, кому именно
отправляем весточку. А потом отпускали. И письмецо летело дальше,
продолжая свой немыслимый путь, может быть, к следующим детским
ладошкам, а может быть, в никуда...
С тех пор немало воды утекло. Я вырос, мир стал
другим, но семена-письма не перестали летать в жгучем зное уже совсем
другого лета, напоминая о лёгкости и свободе, которых больше нет в моей
жизни. Свободы нет, уж точно. Я пленник безжалостной системы,
охраняемой теми, кто уже не является людьми. Я заточён в клетку и не
знаю, выйду ли когда-нибудь отсюда.
Мне очень грустно и одиноко. Мне не хватает тех, с
кем когда-то было хорошо. Но с ними не связаться. Нет способа напомнить
о человеке, который предан забвению. Разве что...
Внутренний дворик. Жара. Летающие пушинки. Письма.
Потихоньку, с оглядкой, я набираю их полный
мешочек, а потом ускользаю от своих надзирателей – на такое
моих способностей ещё хватает. С этим, мало кому понятным богатством, я
забираюсь тайком на крышу самого высокого здания внутри периметра. Небо
улыбается мне россыпью облаков, и я улыбаюсь ему в ответ. Вокруг
– недосягаемый для меня простор.
Я устраиваюсь поудобнее, развязываю шнурок. Они
смотрят на меня. Они ждут. Я предвкушаю, как по одной достану из
мешочка пушинку-письмецо, нашепчу ей свой нехитрый малюсенький привет и
оправлю адресату сквозь пространство и время. Это несложно, ведь я, в
отличие от остальных, знаю, что мир не ограничен жёсткими границами
измерений.
Отправить первое письмо тяжелее всего. Оно
– родителям. Мы не виделись давно, и я не знаю, что с ними.
Слова для этой весточки, пусть и самые простые, подбираются с большим
трудом – я был плохим сыном, и наши отношения не складывались
– но я вверяю пушистому гонцу всю теплоту и желание прощения,
что могу в себе найти. Отпуская письмецо, я прошу судьбу о том, чтобы
конечной точкой его путешествия не стал могильный холмик за невзрачной
оградой. Впрочем, над некоторыми вещами я не властен.
Дальше – проще!
У моих писем нет никаких подписей. Вы, наверное,
понимаете зачем. Я хочу, чтобы те, о ком я помню и кому посылаю с
невесомыми гонцами свои приветы, догадались, кто их отправил. И, если
такое случится, далёкие губы нашепчут притаившимся в ладонях пушинкам
свои ответные весточки. И будут пущены они снова по ветру, и полетят по
невообразимым, невычислимым траекториям в обратный путь. А я буду ждать
их возвращения.
У меня нет похожих друг на друга писем. Они все
разные. Вот эту, чуть примятую пушинку, я посылаю мальчишке, с которым
мы, сидя на пригнутой к земле маслине, рассуждали о будущем. Он в своих
размышлениях оказался прав. Вот эта, с золотистым краешком,
отправляется на поиски соседской девчонки, которую в октябре, ничего не
понимающую, я катал на багажнике своего велосипеда по аллее с цветущими
каштанами. Огромное пушистое письмецо улетает к учительнице, которая,
одна из немногих, была добра к необычному ученику, рассказывающему
иногда странные вещи. Продолговатая и взъерошенная –
единственному другу, который однажды просто побоялся сделать следующий
шаг. А вот эту с почерневшими лучами – так и быть –
недругу, который этот шаг сделал, и мы оба за сие поплатились.
Где, в каком из миров, отыщет его письмо? Вот эту
рыжую и пушистую я прошу постараться отыскать ту девушку-выпускницу,
которая научилась издалека узнавать меня по походке. Пусть письмо
отыщет её в том светлом, замечательном времени, ибо теперь, узнав меня,
она стала несчастна, и я ничего не могу с этим сделать. В прошлое я
посылаю ещё одно письмо, очень похожее на ёжика, – над этим
человеком без имени навсегда сомкнулся капкан дорог. А вот эту, в виде
сердечка, я посылаю Ей. Очень хочется, чтобы это письмишко сумело
преодолеть все расстояния и опуститься в её ладони. Хочется, чтобы она
догадалась, от кого ей вес-точка. И ещё хочется, чтобы у неё было
желание сказать «Привет!».
Мой мешочек опустел. Письма разлетелись по свету.
Теперь мой удел ждать.
Когда-нибудь в свете восходящего солнца,
заглядывающего сквозь зарешеченное окно, появится летящая точка и,
несмотря на то, что я буду рад каждому ответившему, моё сердце замрёт в
надежде, что летящая ко мне пушинка, приблизившись, превратится в ту
самую, похожую на сердце.
***
Детские ладошки держат мохнатую пушинку.
– Мама, мама, смотли, мне письмо плилетело.
– Ух-ты какая! Сердечком. А ты её тоже кому-нибудь отправишь?
– Да. Я её папе пошлю.
Вздох. Пауза.
– Ну, золотко, папа очень далеко. До него она не доберется.
– Нет, добелётся! Я знаю! Ты только ещё повтоли, как
называется место, где сейчас папа?
Глаза. Печальные. Обречённые. «Зачем
сказала!?»
– Оно называется пси-хи-а-три-чес-ка-я больница, дочка.
|
©
Copyright. All rights reserved. © Все права защищены.
© Все права на произведения
принадлежат их авторам.
Информация на сайте выложена только для ознакомления. Любое
использование информации с коммерческими целями запрещено. При
копировании ссылка на сайт www.fantclubcrimea.info
обязательна.
|
|